Даниил Крамер – блестящий джазовый музыкант, чьим творчеством восхищаются по обе стороны Атлантики. Он общается со слушателем на собственном музыкальном языке, объединяя разные стили в едином и органичном концертном шоу. Джазовая тема может быть сыграна им в манере Шуберта или Баха, Чайковский превращен в джазово-импрессионистическую картину, а в музыке Моцарта внезапно проявляются элементы кантри.

Музыкант  удивительным образом сочетает в своем творчестве дар блестящего пианиста-виртуоза, уникального аранжировщика, яркого композитора и талантливого педагога. А еще Даниил Борисович  – один из главных популяризаторов обожаемого им джаза: многие годы он является арт-директором многих российских джазовых фестивалей и организатором и вдохновителем профессиональных джазовых конкурсов.

Мы встретились с Народным артистом России Даниилом Крамером в центре Москвы перед его очередным концертом и побеседовали о том, сколько ему потребовалось времени, чтобы из «классика» стать джазменом, почему он чувствует себя волнорезом, противостоящим цунами, как получилось, что он на себе испытал «эффект парфюмера», и как ему удается управлять «ниточками» слушателей.

Даниил Борисович, на ваших концертах физически ощущается, что вы получаете огромное удовольствие от выступления. Говорят, если кайфуешь сам, кайфует и публика. Согласны?

– Если не получаешь удовольствие, на сцену выходить не стоит – это превратится в чистое ремесло. Вопрос: какое удовольствие? Бывает удовольствие от себя самого – оно на публику не подействует. Кайфовать можно, но свое состояние нужно уметь перетранслировать. Научить этому нельзя: это нужно прочувствовать. Хотя моя учительница пыталась: с класса пятого она настойчиво мне объясняла, что нужно представить, как невидимые ниточки тянутся от каждого человека к моей щечке (я тогда был маленьким мальчиком – потому и «щечка»), и почувствовать, натянуты они или провисают. И как бы хорошо ты ни играл, если не чувствуешь этих ниточек, все пропадет впустую. Если какая-то ниточка провисла, значит потерял внимание. Нужно научиться их натягивать – на это у меня ушло много лет.

По молодости я пытался брать, что называется, внешними средствами: скоростью, блеском. Все это у меня есть, меня всему этому обучили. Потом понял, что на кого-то это действует, а на кого-то нет, в общем, – не то. И вот тогда началось «самостоятельное постижение музыки». И теперь это кайф уже совершенно иного уровня. Я наслаждаюсь каждой гармонией, смыслом каждой фразы, а это не частая штука у музыкантов. Бывает, фраза есть, а смысла в ней нет. Вот, например: «Оно, конечно, ежели, хотя однако все-таки, хотя, пожалуй, весьма и даже очень, но не всегда, только в пятницу вечером и то, если слева». Бессмысленный набор, не правда ли? Вроде бы правильные слова, сказанные с убедительной интонацией и с честными глазами, а выходит полный абсурд. Я не сразу пришел к пониманию этого, а когда пришел, понял: это тоже часть кайфа. Можно играть одни и те же темы – это неважно. Все зависит от настроения. Краски и холст те же – картина другая. Настоящий кайф, когда ты чувствуешь ниточки публики и можешь говорить не бессмысленными словами и фразами, а рассказывать настоящую историю, где многое скрыто между строк. И когда ты еще и кайфуешь от того, что это получается, а получается не всегда, – вот это настроение и передается публике. Когда люди говорят, что не понимают джаз или, например, оперу – это ерунда. Понимать должен музыкант, а слушатель должен просто чувствовать. Вот мои студенты должны понимать: на уроках я им все объясняю, а потом они приходят на концерт и видят, как это делается на практике. Педагог должен понимать, мой коллега, пришедший посмотреть, как это делает Крамер? Не так, как я, и слава Богу!

Выбор произведений зависит от вашего настроения?

– Да, и от настроения публики тоже. Если я вижу, что ниточки не так натянулись, реакция не та, что я ожидал, сразу соображаю, что нужно изменить или убрать, что сделать с темпами, с тембрами, чтобы они натянулись снова. Это чувствует любой музыкант, если он настоящий музыкант, конечно. Ремесленник чувствует это в гораздо меньшей степени: он просто выполняет задание. У музыканта гораздо больше основано на инстинкте, на чувстве – это не передашь словами. Я не возьмусь объяснить, как принимаю эти решения, я просто знаю, что нужно делать. За этим стоит мой, мягко говоря, не маленький концертный опыт: я тут посчитал, что за 40 лет на сцене, я дал более 7000 тысяч концертов. Но опыт – это только часть дела. Любое искусство – это, прежде всего, умение работать с тем, что не передашь никакими словами, это магия. Компьютерная копия вплоть до молекулы точно воспроизводит музыку, а впечатления не то. Почему? Нет той энергии, магии: искусство – это мир непознаваемого.

Познать можно только ремесло. Это тот фундамент, который может быть доведен до такого уровня, что мы начнем им восхищаться. Но все равно это еще не здание. Искусство же от всего остального отличается непознаваемым, но ощущаемым. Оно на это и предназначено – пробуждает чувства, теребит душу. А что такое душа? Где она? Что такое эмоции? Никто не знает. Как они возникают, какие там гормоны? Гормоны – это ремесло. Почему звук вызывает такие ощущения? Как этим воспользоваться? Да, частично изучая ремесло, мы учимся играть на душах людей. К сожалению, души имеют разные уровни, поэтому можно играть на нижних, легко достижимых. Этим занимается в основном попса.

Позволю себе вас процитировать: «Искусство – это не математика и не физика, существует сверхразум – внешние силы, без которых бы не получилось бы ни жизни на земле, ни так называемого «первого взрыва», ни разбежавшейся Вселенной». Что для вас эти внешние силы?

– Это та самая магия, Она иногда приходит, иногда нет – я не могу это спрогнозировать. Как человек, который мечтает о воде в пустыне, так и музыкант жаждет вдохновения и надеется, что оно на него сегодня снизойдет. Я никогда заранее этого не знаю.

Но есть же предчувствие вдохновения?

– Ну и что, предчувствие есть, а выходишь на сцену – и все пропало. А бывает, что нет никакого предчувствия, все тебе сегодня не нравится: мониторы не те, звук не такой, публика явно не твоя – и вдруг пошло!

Вы знаете, однажды я испытал «эффект парфюмера». Помните фильм «Парфюмер» и книгу(«Парфюмер. История одного убийцы» книга Патрика Зюскинда и экранизация Тома Тыквера с Беном Уишоу в главной роли – Прим. авт.)? Там все сошли с ума от запаха, который создал герой. Никто ничего не помнил, а когда все очнулись, никто не понимал, что произошло. Он создал магию запаха, которая всех околдовала и сделала его ангелом в глазах толпы. Это и есть «эффект парфюмера». Потрясающая книга и очень хороший фильм. Так вот: я приехал на Корсику к своему другу, там есть заведение, которое так и называется – «Таверна». Там не едят, только пьют коктейли и слушают, как играют местные музыканты. И мой друг предложил мне сыграть вместе с ними. Мы видели друг друга первый раз в жизни. Музыканты привезли клавиши, мы сели, поиграли, это был совершенно не мой стиль – народно-попсово-французский. Это же Корсика, там популярны свободолюбивые песни (типа «Bella ciao»), Че Гевара – народный герой! Но при этом мы еще играли и джазовые популярные стандарты. А потом… я ничего не помню! Когда очнулся, с меня градом лил пот, а жена стояла позади меня с курткой, изо всех сил закрывая меня от холодного ветра: она перепугалась, что я получу воспаление легких. Первое, что я увидел – какие-то два мужика танцуют на столе. Мой приятель и его дети были в полубессознательном сознании. Помню ошеломленное лицо гитариста, который не понимал, что происходит. Оказалось, что прошло почти два часа, а мы все играли. «Таверна» сошла с ума, и мы тоже. С этими ребятами мы потом еще несколько раз играли в разные годы и очень ждали эти встречи, но так, как в первый раз больше не случалось. Это было что-то подобное наркотическому воздействию. Но точно не наркотик: я и выпил-то тогда только половинку коктейля! Это действие магии искусства. И ведь никогда не знаешь, как и когда это произойдет: в «Таверне» были примитивные клавиши, не очень удобно сидеть, публика, которая не ждала джаза… И вдруг все сошли с ума!

Как вы объясняете, почему это случилось?

– Невозможно найти объяснение необъяснимому. Это просто приходит – это магия, она либо есть, либо нет. Другой вопрос, что она не придет, если у тебя нет фундамента. Но потом, когда ремесло достигло такого уровня, что ты его не замечаешь, может случиться в любой момент.

Значит без ремесла все же никуда?

– Конечно, одной гениальности недостаточно, нужен фундамент. Вся гениальность Моцарта, по-моему, мало чего бы стоила, если бы его отец не дал ему великолепное музыкальное образование. Профессионализм Бетховена был обусловлен действиями его отца, пусть и жестокими. Мое мнение: единственным рецептом воспитания является требовательная ЛЮБОВЬ. С одной стороны, любовь, с другой, – любовь требовательная. Я не знаю великих ученых, музыкантов или художников, которые стали таковыми, когда им было все позволено.

Вас воспитывали именно так?

– Я дважды в своей жизни получал от мамы по пальцам. Мама, будучи пианисткой, прекрасно знала, что, если у меня будет неправильно поставлена рука, – моей карьере конец. И она понимала, что, возможно, у меня, восьмилетнего, сейчас решается судьба. А я капризничал, неправильно ставил кисть. Она долго мне объясняла, как надо, но я не хотел ничего понимать. И ей тогда пришлось пойти на крайние меры. В результате – у меня правильно поставленная рука. И сейчас я благословляю эту линейку и вспоминаю маму во всех своих молитвах.

В 14 лет вы стали победителем Республиканского конкурса сразу в двух номинациях: как пианист (I премия) и как композитор (II премия). Насколько сильно изменилось тогда ваше самоощущение?

– Изменилось, но ненадолго. Еврейский мальчик на Украине всех обошел в конкурсе – вы понимаете, что это было такое! Но первый же мой намек на задранный нос вызвал серьезный разговор с моей учительницей. Я тогда страшно перепугался, и на этом задирание носа резко прекратилось. Но, безусловно, я стал более уверенным в себе и выбранном мною пути. Меня часто спрашивают: сколько часов в день нужно заниматься, чтобы достичь результата? Ровно столько, чтобы выполнить задачу, поставленную на сегодня.

Вы и сейчас ставите себе задачи на каждый день?

– Ну конечно. Предположим, мне дали заказ на написание балета, и нужно сдать к такому-то сроку. Технология такая: я знаю, что у меня четыре месяца. Беру месяц резерва, а за три мне нужно написать балет. По примерному либретто, которое мне прислали, я расписываю все по минутам, а потом каждый день сижу, пока не доделаю то, что запланировал, или чтобы мысль не ушла, или пока не застопорюсь.

Как такой график сочетается с преподавательской деятельностью и концертами?

– А что тут сочетать? Я сейчас преподаю в ЦМШ (Центральная музыкальная школа – прим. автора) и заведую кафедрой в Институте современного искусства. И, к сожалению, я должен подтверждать свою квалификацию у тех, чья квалификация мне неизвестна. «Бюрократия развивается, чтобы удовлетворять потребности развивающейся бюрократии», – так определили то, в чем мы все «тонем», еще во второй половине XVII века. Не бюрократия существует, чтобы помогать государству, а государство, чтобы удовлетворять бюрократию. Кто скажет, что это не так, пусть первым кинет в меня камень. А что касается сочетания деятельности, все зависит от профессионализма и распределения своего времени.

Вам понадобилось 6 лет, чтобы из классика стать джазменом. Когда и как произошло первое перевоплощение?

– Это случилось на концерте Леонида Чижика. Собственно, там и произошел «переворот», до этого джаз я не очень воспринимал. Сначала услышал пластинку Поля Мориа, потом был харьковский подвальчик, в котором якобы играли джаз и где я ничего не понял. А уже в Москве, когда я учился на первом курсе (после победы на Республиканском конкурсе Даниил Крамер продолжил свое образование в Академии имени Гнесиных как пианист академического направления (курс проф. Е.Я. Либермана) – прим. автора), моя девушка позвала меня на джазовый концерт. С этого все и началось. С этого концерта я вышел с пониманием, что все не так и что я дурак. Полезно иногда осознавать себя дураком.

Настолько я помню, мое первое джазовое произведение играется до сих пор, оно написано в 1984 году и называется «Кредо». Потом я записал его на диске. Правда, в СССР не разрешили его так назвать и записали как «Вдохновение». А я уже тогда понимал, что искусство – это магия и верил в соединение классики и джаза. Я видел себя классическим музыкантом, который овладевает джазовой музыкой в той же мере, которой владеет классикой.

Как бы вы несколькими словами описали настоящего джазмена?

– Для меня джаз умещается в двух словах: образ жизни. Хотя так можно описать любое искусство. Посмотрите, как не похожи между собой – и внешне, и по разговорам, и по манере поведения, и по общению – большая часть попсы и классика, как различаются художники и танцоры. Это просто разные образы жизни и разные способы восприятия искусства.

А правда, что вы любите фэнтези?

– Очень люблю. Люди приходят на мой концерт, чтобы получить то, чего они не найдут на улице. И как я это им дам, если я такой же, как они? Мне надо чем-то отличаться. Как правильно заметил однажды Мстислав Ростропович, истинный художник – это тот, кто, даже став старым, мудрым, опытным, богатым, знаменитым, сохранил младенческий взгляд на мир. А взгляд младенца, наивный, склонный к сказкам – идеальный взгляд, но, к сожалению, вся наша последующая жизнь портит его, делает его приземленным, материальным. И я понял, что должен уйти «от быта», туда, где я могу быть другим: волшебником, полководцем, чертом лысым – кем угодно, только не  обычным человеком.

О чем вам сейчас мечтается?

– «Сбыточная» мечта – это то самое вдохновение. Тот, кто раз его испытал, мечтает испытать его снова и снова. Есть несбыточные мечты, они мне даже больше нравятся. Я мечтаю познать Творца, и тогда искусство мое стало бы другим. К сожалению, познать непознаваемое невозможно, но никто же не запрещает мне об этом мечтать! Это как горизонт: можно бежать к нему бесконечно. Счастье совсем не обязательно в процессе и в движении. Оно как раз в том, чтобы понять, что надо остановиться и заняться медитативностью, даже если тебя не поймут. Нас приучили к сплошной динамике, и мы перестали воспринимать медитативность. Мы и Тарковского практически уже не смотрим: там же куча неподвижных картин с музыкой, где надо проникнуть в каждую каплю воды, в каждый листочек. Динамическое искусство в нашей жизни доведено до абсурда – этот абсурд есть клип. В результате, возникло то, что называется «клиповым мышлением». Мы разучились надолго сосредотачиваться, собирать силы. Представляете, как легко воспользоваться такими людьми? Весь наш мир стал динамически монетизированным. А монетизация и медитация – плохо совместимые вещи. В результате, выросло целое поколение людей, которых я называю «пустыми душами». Хорошо, что хотя бы пока не «мертвыми». Гоголь ведь был гением – он показал, как вся эта динамическая суета убивает людские души. Но мы читаем Гоголя и не понимаем, что с нами проделывают то же самое. Мы создали поколение профессиональных потребителей и удивляемся, что они не понимают слова «семья», ценят только гаджеты и деньги, им ничего не нужно, кроме материального. Когда-то слово «честь» было дороже денег и дороже жизни. А как теперь мы понимаем «честное слово»? Да никак. Что значит выражение «клянусь честью»? Да ничто. Я не знаю, как это произошло, но деньги все-таки победили.

Но есть же еще люди, которые приходят на ваши концерты, слушают хорошую музыку, читают правильные книжки?

– Какой процент? Я иногда называю таких, как я, волнорезами, противостоящими цунами. Мы не способны остановить стихию, но мы будем ей противостоять. Мы просто больше ничего не умеем делать. К сожалению, волнорезов мало, и цунами они пока остановить не могут. Но я не превращусь в часть цунами.

И последний вопрос. Как выжить в наше непростое время?

– На мой взгляд, несчастье людей состоит в том, что они хотят больше, чем у них есть. Я счастливый человек, потому что имею ровно то, что хочу. Машина меня интересует постольку, поскольку у нее есть колеса, я сам езжу на «Фольксвагене», слушаю музыку и «гоняю» мысли. У меня трехкомнатная квартира, где есть мой кабинет, кабинет супруги и гостиная. Такую же я купил своей дочке. Я не брал кредиты, потому что не стеснялся копить: я деньги зарабатываю, а не делаю. У меня есть мой инструмент, есть компьютер, жена, в которой я не сомневаюсь, и дочь, которая меня любит и которую люблю я. Моя семья дружна, мы прошли через разное. Что я должен еще желать? Дворец вместо квартиры? И что мне с ним делать? Я не желаю быть счастливым на 100%: что за человек, у которого все есть? Счастье не в том, чтобы у тебя все было, а в том, чтобы чего-то не было. Так что полного счастья я не желаю никому. Живите в гармонии с тем, что дала вам природа, и следуйте своему предназначению!

Светлана Юрьева.

Фото – из личного архива Даниила Крамера.